|
|
Пожар - краткое содержание
Усталый Иван Петрович возвращался домой. Ещё ни когда он так не уставал.
«И с чего так устал? Не надрывался сегодня, обошлось даже без
нервотрёпки, без крика. Просто край открылся, край – дальше некуда».
Добрался, наконец, до дому, и вдруг он услышал крики: «Пожар! Склады
горят!». Сначала Иван Петрович не увидел огня, но потом он увидел, что
горят складские постройки. Столь серьёзного пожара, с тех пор как стоит
посёлок, ещё не бывало.
Склады были построены так, и загорелось в таком месте, чтобы,
загоревшись, сгореть без остатка. Склады расходились на стороны:
продовольственные и промышленные. В продовольственный край огонь пошёл
по крыше, но самое пекло было в промышленном краю.
Когда Иван Петрович шёл по двору складов, только в двух местах начали
сколачиваться группы: одна скатывала с подтоварника мотоциклы, вторая
разбирала крышу – чтобы прервать огонь. Иван Петрович полез на крышу,
там командовал Афоня Бронников. Он поставил Ивана Петровича на край,
выходящий на двор, и тот принялся отдирать доски. Вернулся посланный за
ломом парень и принёс вместо лома новость: выкатили обгоревший мотоцикл
«Урал».
Выбив последнюю тесину Иван Петрович огляделся. По двору ошалело
носились ребятишки, у промтоварных складов метались и вскрикивали
фигуры. Но набегало уже и начальство. Пришли начальник участка, главный
инженер леспромхоза. Сбежался весь посёлок, но не нашлось пока никого,
кто сумел бы организовать его в одну разумную силу, способную остановить
огонь.
Иван Петрович спрыгнул вниз и побежал к тому месту, где только что видел
начальника участка Бориса Тимофеича. Он отыскал его по крику в толпе у
продовольственного склада. Борис Тимофеич просил Вялю-кладовщицу открыть
двери склада. Она не согласилась, и тогда он крикнул архаровцам, чтоб
ломали двери. И они с удовольствием принялись ломать. Иван Петрович
предложил начальнику участка поставить в воротах дядю Мишу Хампо, чтоб
тот охранял. Так Борис Тимофеич и сделал.
На Ивана Петровича нахлынули воспоминания о старой деревне Егоровке. Из
своей деревни он выезжал на долго только однажды – в войну. Два года
воевал, и год ещё после победы держал оборону Германии. Осенью 46-го
воротился домой. И не узнал своей деревни, она показалась ему невзрачной
и обделённой. Здесь всё оставалось и словно навсегда остановилось, без
перемен. Вскоре в соседней деревне встретил Алёну. Когда колхоз получил
новую машину, оказалось, что за неё сажать некого кроме него. Он стал
работать. Вскоре в тяжёлой и долгой немочи слегла мать. Его младший брат
уехал на стройку и с больших денег спился. Иван Петрович остался в
Егоровке. Когда Егоровку затопило, всех её жителей свезли в новый
посёлок, в который привезли ещё шесть таких же, как Егоровка. Здесь
сразу утвердился леспромхоз, назвали его Сосновкой.
Когда Иван Петрович заскочил в крайний продовольственный склад, там
полыхало вовсю. Над щелястым потолком гудело страшно; несколько
потолочных плах возле стены сорвало, и в проём рвался огонь. Иван
Петрович не бывал внутри складов, он поразился изобилию всего: на полу
немалой горой были навалены пельмени, рядом валялись колбасные круги, в
тяжёлых кубах стояло масло, там же в ящиках стояла красная рыба. Куда же
это всё уходило подумал Иван Петрович. Запахиваясь телогрейкой и
приплясывая от жара, Иван Петрович выбрасывал к двери круги колбасы.
Там, во дворе, кто-то подхватывал их и куда-то относил.
Жар становился всё нестерпимей. Никто, похоже, больше не тушил –
отступились, а только вытаскивали, что ещё можно было вынести. Иван
Петрович подумал, склады не спасти, но магазин отстоять можно. Вдруг
Иван Петрович увидел, Бориса Тимофеича, который ругался с архаровцем. Но
он помешал этой потасовке.
Как-то раз Иван Петрович разговаривал с Борисом Тимофеевичем. Борис
Тимофеевич заговорил о плане и тут Иван Петрович взорвался: «План,
говоришь? План?! Да лучше б мы без него жили!.. Лучше б мы другой план
завели – не на одни только кубометры, а и на души! Чтоб учитывалось,
сколько душ потеряно...» Борис Тимофеевич с ним не согласился. Но Иван
Петрович был устроен по-другому, под ежедневным давлением в нём словно
бы сжималась какая-то пружина и доходила до такой упругости, что
выдерживать её становилась невмоготу. И Иван Петрович поднимался и,
страшно нервничая и ненавидя себя, начинал говорить, понимая, что
напрасно.
Из первого продовольственного склада огонь вытеснили полностью. Перешли
во второй. Когда Иван Петрович в первый раз заскочил сюда, тут уже было
накалёно и дымно, но всё-таки без огня сносно. Здесь было людно. По
цепочке передавались ящики с водкой. Откуда-то доносились крики
Вали-кладовщицы, умоляющей вынести растительное масло. Оно стояло в
железной бочке, Иван Петрович с трудом повалил её, но выкатить не смог.
Тогда он выхватил кого-то из цепочки, и они вместе выкатили бочку. Иван
Петрович возвратился за второй бочкой, но его напарник вернулся в
цепочку. Пытаясь отыскать его он заметил, что по цепи передаются не
только ящики, но и раскупоренные бутылки. И опять Иван Петрович уронил
бочку с маслом, кто-то помог ему, но когда выкатили, оказалось, что
бочка была без пробки, а в склад уходил извивающийся след масла. Афоня
Бронников сказал Ивану Петровичу, что нужно спасать муку. За третьим
складом в низкой постройке держали муку и сахар. Мука была свалена в
бесформенную кучу. Иван Петрович взвалил на себя первый попавшийся мешок
и вынес его. Свалил, вместе с Сашкой Девятым, связь забора и положили по
откосу на дорогу, получился мост. Затем оторвали ещё одну и положили
рядом. Иван Петрович решил найти Алёну.
Иван Петрович вспоминает, как справляли два года назад тридцатилетие
совместной жизни. Взяли отпуск и поехали по своим детям. Старшая дочь
жила в Иркутске, она лежала в больнице и они долго там не задержались.
Сын Борис жил в Хабаровске, женился. Борис с невесткой просили
переезжать к ним. А когда вернулись, продолжали работать и жить. В
последнем году стало совсем невмочь – с тех пор как утвердилась новая
бригада архаровцев. А когда они палисадник перед избой разворотили,
тогда Иван Петрович написал заявление об увольнении. Спасение было одно:
уехать.
Теперь только таскай и таскай. Иван Петрович стягивал мешок и уносил
его. Поначалу, выносивших муку было человек десять. Но потом их стало
четверо: Афоня, Савелий, Иван Петрович, да кокой-то полузнакомый парень.
Потом подстроился Борис Тимофеич. Иван Петрович решил брать поочерёдно:
раз мука, раз крупа. Когда сил не осталось он остановился у постройки.
Это была баня Савелия, в неё он таскал мешки с мукой, ещё он увидел
старуху, которая подбирала со двора бутылки – и уж, конечно не пустые.
На середине двора Иван Петрович увидел Мишу Хампо. Он был парализован с
детства и плетью таскал правую руку. «Хампо-о! Хампо-о-о!» единственное,
что он мог сказать. Миша Хампо жил один. Жену свою похоронил давно,
племянник уехал на Север. Силы он был могучей и одной левой привык
делать всё, что угодно. Хампо был прирождённый сторож.
Всё чаще и дотошней, решившись на переезд, стал раздумывать Иван
Петрович: что надо человеку, чтобы жить спокойно? И он решил: достаток,
работа и нужно быть дома. Афоня уговаривает Ивана Петровича остаться, но
он его не слушает
Выбрасывали мешки за дверь, а Иван Петрович оттаскивал их к забору.
Кто-то пьяным голосом позвал его, но он не откликнулся. Всё чаще стали
задерживаться мужики – чтоб хватануть воздуха. Иван Петрович стоял ни
рук, ни ног не чувствуя.
Успели всё из последнего склада вытащить. Дядя Миша увидел, как двое
играли в мяч из цветных тряпок. И только он это увидел, как на него
обрушился удар, это был Соня. Его били несколько архаровцев. Когда Иван
Петрович увидел, что на снегу в обнимку лежат Соня и Хампо, они оба были
уже мёртвы, а в пяти метрах валялась колотушка.
Воротившись с пожара, Иван Петрович даже не прилёг. Он посидел,
посмотрел в окно, как несёт с берега дым. На следующий день Иван
Петрович ушёл из посёлка.
И ему казалось, что он вступает в одиночество. И что молчит, не то
встречая, не то провожая его, земля. Смотрите также:
|
Интересные сайты:
|
|